В дополнение к предыдущему заметь, что всего, что проистекает из единого или одного, как, например, сходство, подобие, отражение, отношение и тому подобное, в обычном и собственном смысле нет — оно скорее в Боге и в божественном. Посему Августин говорит: «Теперь же отчетливо видится само истинное подобие или сходство и истинное и первое Единое — и не телесными очами или иным каким-то чувством такого рода, но умом». Причина: во-первых, потому, что они сопутствуют Единому, а оно, как сказано, свойственно Богу. Во-вторых, потому, что все вещи такого рода суть «одно во многом», нечто, чего, в свою очередь, никогда и нигде нет, за исключением разума, где оно не «есть», но мыслится. Следовательно, там, где существование не является самим процессом мышления, там нет и подобия. В-третьих, потому, что две величины, подобны ли они или только похожи, не могут быть ни самим подобием, ни самой похожестью, и так со всем остальным. В-четвертых, потому, что нигде в мире нет как двух одинаковых величин, так и двух явлений, во всем совпадающих друг с другом. Случись так, они перестали бы быть двумя или бы иначе определялись. В-пятых, потому, что везде, за исключением разума, всегда есть и проявляется различность, отклонение от формы и тому подобное. «Но Ты — тот же»… (Пс. 101, 28). Тождество и есть Единое.
Из того, что здесь сказано, можно понять и уразуметь, каким образом «соединяющийся с Господом есть один дух (spiritus) (с Господом)» (ср. 1Кор. 6, 17). Мыслящий ум (intellectus) свойственен Богу, а Бог един. Следовательно, всякое простое содержит столько Бога и Единого и настолько едино с Богом, насколько у него мыслящего ума или мыслительной энергии. Ибо единый Бог есть разум, а разум есть единый Бог.
Почему Бог никогда и нигде, помимо разума, не есть Бог.
Августин говорит в «Исповеди»: «Там, где я нахожу истину, там я нахожу своего Господа, саму Истину». Возноситься к разуму, подчиняться ему означает соединяться с Богом. Соединяться, быть единым, означает становиться единым с Богом. Ибо Бог един. Все, бытующее вне разума, помимо разума, есть тварь, есть тварное, есть «другое» по отношению к Богу, есть не Бог. Ведь в Боге нет другого (non est aliud).
По действию и его энергии вообще различается существование всего тварного; существование есть первое действие, первое различие. В разуме, в Боге — нет различия. Отсюда следует и то, что Писание постоянно призывает к уходу из этого мира, к уходу от самого себя, к забвению своего дома и дома своего рода, к оставлению своей страны и своей семьи, дабы вырасти в великий народ, в котором были бы благословенны все роды; а лучшее место этому — царство мыслящего ума, где, несомненно, все — в той мере, в какой сами есть мыслящие умы, а не другое — во всех (omnia in omnibus).
Майстер Экхарт сказал: «Есть люди на земле, они рождают Господа духовно, как родила Его телесно Мать Его». Его спросили: «Что это за люди?» Он сказал: «Это те, что свободны от вещей и созерцают образ правды и пришли к тому в неведении; они на земле, но обитель их на небе, и они погружены в покой. Они проходят здесь как маленькие дети».
Майстер Экхарт говорит: «Смерть, которой умирают в любви и в познании, благороднее и ценнее всех дел, что с самого начала и до сей поры в любви и желании совершало святое христианство и совершать будет до конца мира. Все эти дела служат лишь той смерти, ибо из такой смерти рождается вечная жизнь».
Кто хочет стать тем, чем он должен быть, тот должен перестать быть тем, что он есть. Когда Бог создал ангелов, они узрели существо Отца; это было первое их дело. И они узрели Сына, растущего из сердца Отца, точь-в-точь как растет зеленая ветка на дереве. Более шести тысяч лет созерцают они это радостное зрелище, а как это происходит, об этом знают они так же мало сегодня, как тогда, когда были созданы впервые. И это потому, что так велико то познание: чем больше познаешь, тем меньше понимаешь.
Майстер Экхарт говорит: «Кто вожделеет высокого, тот высок. Кто вожделеет видеть Бога, тот должен быть человеком высокого вожделения. Я говорю, что Бог может все, лишь в этом не может Он отказать человеку великого смирения и вожделения, и если человек не находит Бога, ему недостает или смирения, или вожделения».
Майстер Экхарт сказал: «Кто делает доброе дело, но не делает его исключительно ради Бога, а имеет при этом еще другие помыслы кроме Бога, тот унижает достоинство Бога. Ибо все добрые дела — Божии дела. Когда же человек в добром деле имеет в виду что-либо иное, кроме Бога, то честь дела приписывает он этому иному и отнимает тем самым у Бога Его честь, и все такие дела неплодотворны и ненужны».
Майстер Экхарт сказал: «То, что зажигает сердце человека благоговением и скорее всего приводит его к Богу, то для человека самое лучшее во времени. Но, — говорит он, — кто хочет стать сыном Отца, тот должен стать чужим всем людям и себе самому и быть чистым внутри и иметь просветленную душу.
Человек, оставь самого себя и твори добро без усилия и приди к наилучшему; или сохрани себя самого, твори с усилием добро и не приходи к наилучшему никогда».
Майстер Экхарт говорит: «Священное Писание всегда призывает человека к тому, чтобы он освободился от самого себя. Поскольку ты свободен от себя, постольку ты властен над собой, а поскольку ты властен над собой, постольку ты принадлежишь себе, а поскольку ты принадлежишь себе, постольку принадлежит тебе Бог и все, что Он когда-либо создал. Поистине, говорю тебе, как Бог — Бог, а я — человек: если бы ты был так же мало занят самим собой, как мало ты сейчас занят Верховным Ангелом, то Верховный Ангел принадлежал бы тебе, как ты сам — себе».