Духовные проповеди и рассуждения - Страница 59

И особенно хотим обратить внимание на проповедь «О царствии Божием».

10

С этой точки зрения вечность не является чем-то попросту противоположным времени, а Творец — твари.

11

Экхарт здесь очень близок духу неоплатонической философии, для которой экстатическое восхождение к Единому также оборачивается снятием всяческой иерархии, как абсолютно несущественной перед ликом Первоначала — но лишь в миг предстояния перед Его Ликом.

12

В чем заметно влияние раннего неоплатонизма — а именно воззрений Плотина и Порфирия, которые связывали душу со стихией времени.

13

Для средневековой схоластики само собой разумеется, что любое действие или сила должны иметь особый предмет, на который они направлены. Без различия нет действий, познать же все без различий — значит отказаться от деятельности (уподобиться самой благодати, вызвав в себе рождение Бога).

14

По этой причине в Средние века Христос понимался не только как Богочеловек, но и как Человек (в смысле «родового существа» — «Человек как таковой»). Эриугена особенно настаивал на представлении о том, что Христос является родовым центром человеческой природы.

15

Призыв к абсолютному спокойствию, которое является условием Богопознания, был вообще свойствен для неоплатоников. Вот что говорит Прокл в «Платоновской теологии»: «Коли уж мы способны отказаться от многообразных знаний и отделиться от разнообразия жизни, давайте, обретя состояние покоя, подойдем ближе к причине всего».

16

А именно это и вызывает страдания тварных существ: неполнота их бытия является причиной невозможности достичь совершенства.

17

Сознательно не обращаемся к буддийским аналогиям этой трактовки «ничто».

18

Принципиально «небуддийское» понимание роли страдания сближает Майстера Экхарта не с привычной христианской традицией смиренного приятия («Бог терпел и нам велел…»), но скорее с неоплатоническим пониманием образа «родовых мук» познания из платоновского диалога «Теэтет». Вслед за Ямвлихом неоплатоники считали «родовые муки» естественным состоянием постижения Первоначала: поскольку здесь душа совершает скачок в принципиально и абсолютно запредельную ей сферу. Страдание вызвано дистанцией между предметом постижения и нашими средствами выражения его. Однако «родовые муки» имеют и благой результат, так как они уничтожают в нас все лишнее и ненужное, позволяя мистической вершиной разума прикоснуться к истине.

19

В древних мифах — Китая, Египта, Месопотамии, Греции и т. д. — докосмическое состояние очень часто описывается как пребывание Земли и Небес «в одном доме» (или в браке). Расторжение их союза становится первым моментом космосозидания.

20

Впервые высказана Платоном в диалоге «Тимей».

21

Дремлющая в нас «искра» — поэтический образ, встречающийся еще в классической античной литературе, но ставший важнейшей метафорой в гностических текстах II–III вв. н. э.

22

Такое истолкование имело место уже в неоплатонизме, развито же было в арабской философии. Впрочем, не следует думать, что мы имеем дело с исключительным достоянием европейской мистики, стимулировавшейся метафизикой древних греков. Не о том ли говорится в 48-й гл. «Дао дэ цзин»: «Нет ничего такого, что не делало бы недеяние. Поэтому овладение Поднебесной всегда осуществляется недеянием…»?

23

Исповедуя точку зрения «наивного пантеизма», которую иногда приписывают древнегреческим стоикам или авторам «Упанишад».

24

Понятие из аристотелевской натурфилософии. Прежде всего обозначает пространственное положение вещей, различающихся тяжестью. Так, для тяжелых и грубых вещей «естественное место» — низ, центр Земли. Для легких же и тонких — верх, высота, эфирный край мира. Майстер Экхарт явно говорит о способности души к такому «истончению», которое возносит ее в высшие «места» мира.

25

Подчеркиваемое в конце проповеди требование страдания (из-за умирания «внешнего человека» со всеми его желаниями, восприятиями, самоотождествлениями) и отрешенности от людей составляет суть гностической максимы, которую столь точно выразил А. С. Пушкин: «Ты — Бог! Живи один!»

26

Таким образом, мир становится представлением Бога (в театральном смысле этого слова), разыгрываемым Мастером с единственной целью — обратить человека к его внутренней, подлинной жизни.

27

Образ, использовавшийся Сократом в диалоге «Федон». Интересно, что примером такого сосредоточения (на математической задаче) Экхарт выбирает смерть другого античного мудреца — Архимеда.

28

Правда, оценка этих «умов» у Экхарта уже совершенно не аристотелевская.

29

«Апология» возможного ума напоминает установку античных скептиков на поиск («скепсис») путей опровержений любых однозначных суждений, который, естественно, не может завершиться каким-либо определенным (а значит, и односторонним) результатом.

30

асцвет этой ереси падает на рубеж II–III веков.

31

Вообще, в данной проповеди (да и ниже) ощущаются более или менее скрытые влияния Отцов Церкви, особенно восточных (каппадокийцев, Иоанна Дамаскина), которые далеко не всегда придерживались формульной точности в объяснении отношений между сущностью Божества и Его ипостасями; впрочем, воззрения их от этого не становились еретическими.